Горящие туры

ПОТОМОК ВИКИНГА Норвежский пароход «Эрик», груженный му­кой, шел на остров Сахалин, в Охту, и в тумане сбился с курса. Он крепко сел на мель, пропорол левый борт и погнул гребной вал. Капитан не хотел просить помощи. Он решил сняться своими силами: часть муки на кунгасах свезли на берег, остальную сбросили за борт, потом на катере завезли якоря за корму и попробовали судовыми лебедками сдернуть «Эри­ка» с мели. Но грунт оказался слабым. Якоря пахали песок, а пароход так и не сдвинулся с места. Тогда «Эрик» дал сигнал бедствия. Я в то время был боцманом на портовом ле­доколе «Богатырь» и не поверил, когда услыхал, что нас посылают на помощь. Наш ледокол все лето простоял на приколе, и в порту говорили, что мы давно приросли к берегу. Казалось, что на сборы уйдет неделя. Но мы приналегли и собра­лись в тот же день. Четыреста тонн угля погрузили за восемь ча­сов, взяли водолазов, доски, цемент и вечером еще засветло вышли из порта. «Богатырь» делал по семнадцати миль в час, и все-таки никто не верил, что мы поспеем во­время: в ноябре Охотское море редко бывает спокойным, а шторм за два часа превратил бы «Эри­ка» в щепки. Но ему повезло с погодой: трина­дцать суток подряд не было свежего вет­ра. Мы пришли на четвертый день рано утром. Я вышел на мостик. Наш капитан Леонтий Иг­натьевич Стариков был уже там и любовался рассветом. Среди моряков этот Стариков слыл чудаком. Он писал картины масляными красками и капитанский салон на «Богатыре» превратил в мастерскую художника. На свои картины он перевел столько холста, что его хватило бы на оснастку хорошего корабля. Длинный, стройный, Подбор тура мачта-однодеревка, в фуражке с позеленевшим «крабом», он стоял, широко расставив ноги, и смотрел, Подбор тура расходится туман. Освещенные солнцем, яркие Подбор тура огонь клочья отрывались от воды и таяли в воздухе. «Эрик», чуть накренившись, огромной серой тушей вылезал из тумана. В гиляцкой деревушке на берегу дымили костры и выли собаки. Дальше синей зубчатой стеной поднимались сахалинские сопки. — А красиво, понимаете, — сказал Стариков и поднял бинокль. По тому, Подбор тура он ощупывал «Эрика», видно было, что теперь уже смотрит моряк, а не ху­дожник. Бинокль скользнул по грузовой линии, задержался на секунду у якорных канатов, обшарил палубу, поднялся на мачту и на трубу. — Ишь, руку-то растопырил, Подбор тура полисмен, понимаете, — улыбнулся Леонтий Игнатьевич и протянул мне бинокль. Я оглядел пароход и только горящие туры в Италию понял, о Подбор тураой руке он говорит. На трубе была нарисова­на ладонь, а под ней — три огромные красные кляксы. — Это марка компании «Олсен». У них все пароходы так разукрашены. Ну, вот что, пони­маете, забирайте-ка людей да заводите буксир. А водолазы пусть пластырь подводят. Доволь­но загорать. Дернем его за ноздрю да пове­дем. Мне пришлось крепко поработать в тот день. Пароход в восемь тысяч тонн — это не рыбацкая шампунька. Надо подумать, Подбор тура взять его на бук­сир, а горящие туры в Италию еще пришлось помогать водолазам. Они то и дело поднимались из воды, фыркали, Подбор тура моржи, требовали доски, цемент, болты. Мы весь день провозились на аварийном па­роходе, и весь день нам в глаза лезли эти красные руки. Они были всюду: на белых шлюпках, на ведрах, на спасательных кругах. Точно кто-то захватал окровавленной ладонью все, что было на палубе «Эрика». — Придет же в башку такая фантазия! — удивлялись наши матросы. — Здесь поплаваешь, наглядишься — и сам бандитом станешь. Впрочем, матросы на «Эрике» вовсе не были похожи на бандитов. Добродушные, веселые ре­бята, все в одинаковых синих свитерах. Они по­могали нам крепить буксир, угощали нас сигаре­тами и с удовольствием курили нашу махорку. К вечеру водолазы наложили пластырь. Они с двух сторон обшили пробоины толстыми досками, налили между ними цементный раствор, а мы обнесли вокруг борта «Эрика» двойную петлю каната, передали буксир и с полного заднего хода дернули. На «Богатыре» стояла машина в пять тысяч сил. Канат разрезал воду, задрожал и захрустел. Петля обтянулась с такой силой, что краска под ней задымилась, а кое-где и вспыхнула желтыми огоньками. Из-под кормы ледокола поднялась желтая пена. С «Богатыря» и с «Эрика» все смотрели на канат и гадали: выдержит или лопнет. Вдруг «Эрик» вздрогнул всем корпусом и удивительно мягко сошел с мели. Водолазы еще раз осмотрели пластырь, и поздно вечером, попрощавшись с норвежцами, мы вернулись на ледокол. Туда же перебрался и капитан с «Эри­ка». Он, должно быть, считал неприличным командовать пароходом, который идет на бук­сире. «Богатырь» взял курс на Владивосток. Ночью я вышел на палубу и встретил капи­тана. По ночам Стариков часто выходил поку­рить. — А пассажир-то наш, оказывается, милли­онер, сам хозяин компании «Олсен», — сказал Ле­онтий Игнатьевич. — Я бы на его месте и плавать не стал, а ему вот не сидится, понимаете. «У нас, говорит, все в роду — моряки, и мне надо пла­вать». А Подбор тураой там «надо», просто игрушка это для него, развлечение от безделья. Я у него и про руку спросил, так он мне целую легенду сплел. Интересно: был у них предок Эрик Олсен, пират. Грабил купцов, людей вешал, товары раздавал дружине, а золото складывал у себя в трюме. Столько накопил, что и балласта не надо. Все дороги загородил: ни пройти, ни проехать. А анг­лийскому королю это острый нож: всю коммер­цию ему старик испортил. Вот он и послал против Олсена свой флот. горящие туры в Италию старику и досталось: все его корабли потопили и дружину перевешали на реях. Только он один и ушел на своем корабле, да и то весь израненный. Пришел домой и чувствует, что отплавал, пора помирать. А там у него было два сына-близнеца. Он их позвал к себе на ко­рабль и распорядился: «Двоим на корабле ко­мандовать не годится: садитесь на шлюпки, а Подбор тура я спущу флаг, так гребите ко мне. Кто первый положит руку на палубу, тот и будет хозяином». Ну, братцы приналегли на весла, и один обогнал другого на полшлюпки. Еще бы чуть, и быть бы ему хозяином, да малость перестарался: сломал весло. А другой горящие туры в Италию Подбор тура горящие туры в Италию и уже лезет на борт. Ну, а этому стало обидно, так он выдернул меч, отхватил себе руку и швырнул на палубу. И при­шлось старику отдать ему корабль. Ничего не поделаешь: первым руку положил. Вот видите, Подбор тураая история. А этот, который у нас, прямой потомок того безрукого, и тоже такой, что руки не пожалеет. Интересный мужик. Ну, спокойной но­чи, боцман, посматривайте за буксиром, а я пойду посплю до утра. Я обошел ледокол и постоял на корме. С бук­сирной лебедки тянулся стальной канат. Он был толщиной с бутылку, но дрожал, Подбор тура леска, на которой бьется пескарь. «Эрика» не было видно, только ходовые огни из темноты глядели нам вслед. К утру мы заметно продвинулись к югу, но в Куросиво еще не вошли. Было прохладно. Сопки надели белые шапки, и с моря казалось, что весь Сахалин ежится от холода. Небо обложило серы­ми тучами, но воздух над морем стоял прозрач­ный. В бинокль видны были даже деревья на берегу. Оба капитана прогуливались по палубе. Ста­риков показывал норвежцу Сахалин, море и чаек с таким видом, будто все это принадлежало ему, Старикову. Норвежец был ниже ростом, но шире нашего капитана. Фуражка и теплая куртка сидели на нем плотно и складно. На груди у него болтался отличный бинокль. Он то и дело подносил его к глазам. Говорили они по-английски. Норвежец цедил слова, не выпуская изо рта толстой сигары, а Стариков широко открывал рот, махал руками и чуть не после каждого слова прибавлял по-рус­ски «понимаете». Он на всех языках говорил оди­наково нескладно и непонятно. Они до обеда простояли на мостике, а потом заперлись в салоне. Вечером капитан вызвал меня к себе. Норвежец, сидя в кресле в углу салона, читал старый английский журнал. В другом углу стоял мольберт с начатым портретом. Леонтий Игнатьевич смешивал краски на па­литре. На нем поверх форменной тужурки был синий, перепачканный красками халат. Стариков писал быстро, и на портрете уже можно было узнать норвежца. Когда я вошел, он положил палитру и позна­комил меня с норвежцем. — Это боцман, понимаете, а это капитан Олаф Олсен. Вот что, понимаете: нас тайфун догоня­ет, — сказал он и, повернувшись к Олсену, повто­рил: — Тайфун, сторм, винд, понимаете? — и ду­нул: — Фу-фу. Потом, должно быть для убедительности, взял со стола радиосводку погоды и два раза ткнул в нее карандашом. — Так вы того, боцман, приготовьте броса­тельные концы, пробки, шлюпки. А команда пусть спит, пусть в «козла» не играют... и сами отдох­ните. Ну все, — и положил сводку на стол. Я ушел, отдал распоряжения и обошел ледо­кол. Все было в порядке, все на месте. Небо очистилось. На розовом фоне заката соп­ки казались черными и плоскими, Подбор тура на деше­вом японском веере. Чайки носились вокруг ле­докола. Ветра не было, кормовой флаг обвис. Я спустил его, снес в штурманскую и зажег хо­довые огни. Стало заметно теплее. Мы вошли в Куросиво. В каюте было душно. Не раздеваясь, я лег на койку. Вода чуть слышно плескалась где-то за бортом. Когда на мостике пробило десять, я по­гасил свет и задремал. Меня разбудила качка. Где-то хлопала дверь. В закрытый иллюминатор била волна. Непромокаемая куртка качалась на вешалке. Я надел ее, заглушил иллюминатор крышкой и вышел на палубу. Дул свежий теплый ветер. Звезды над головой качались, Подбор тура на качелях. Все море светилось голубым сиянием. Волны лениво взбирались на низкую палубу и с шумом скатывались в море синими огненными водопадами. Куросиво полно разных светящихся тварей. Оба капитана, Олсен и Стариков, стояли на мостике. Олсен в черном резиновом плаще, в са­погах и в кожаном шлеме казался настоящим викингом. Вместо сигары он сосал короткую труб­ку. А Стариков в длинном рыжем роконе, пере­поясанном ремешком, и в зюйдвестке, подвязан­ной тесемками, выглядел высокой тощей стару­хой. Он увидел меня и крикнул: — Ну, началось. Я говорил... Через час разой­дется вовсю. Вы смотрите, чтобы никто там не сыграл за борт. Через час действительно разошлось. Ветер ре­вел так, что не стоило разговаривать. Палуба пропала под волнами. Казалось, что одна над­стройка уцелела от всего ледокола. «Богатырь» взбирался на волну, падал вниз, кланялся напра­во и налево. Я никогда не видел такого крена. Мне казалось, что мачты ложатся горизонтально. «Эрик» рвался за кормой. Его огни то появ­лялись, то пропадали. Потом на мачте замелькала сигнальная лампа. Радист прочитал: «Вода при­бывает». В этом не было ничего удивительного. Еще бы вода не прибывала в такую погоду в распоротых, наспех залатанных трюмах. «Эрику» приходилось плохо. Разобьет пла­стырь — и тогда погибнет и пароход и сорок че­ловек команды. В такую погоду не спасают ни шлюпки, ни пробковые жилеты. Хорошо еще, если мы сами успеем выскочить из этой бани. «Богатырь» стонал и кряхтел. Канат рвался за кормой. Лебедка скрипела. Казалось, вот-вот спрячутся огни «Эрика» и не появятся больше. А тогда поспевай на лебедку. Прозеваешь, не отдашь вовремя или заест бук­сир — и прощай! «Эрик» в пять раз больше «Бо­гатыря»: Подбор тура клюнет, так и нырнет за ним, Подбор тура поплавок за ершом. Но огни «Эрика» снова поднимались над вол­нами, и все понимали: это еще не конец. Еще час, два, может быть, пять часов «Эрик» продер­жится. А кто знает, сколько продержится шторм? В Охотском море тайфуны дуют по десять суток подряд, а пока что барометр упорно показывает бурю. Но ветер вдруг сразу упал. Стало душно и ти­хо, Подбор тура в погребе. Волны бесшумно вздувались и пропадали. Олсен выбил и снова набил трубку. Я чиркнул спичкой, и она не погасла. Олсен, Стариков и я — все трое закурили от нее. Я бросил ее, когда огонь обжег мне пальцы. Наш капитан тревожно поглядывал по сторо­нам. Он снял зюйдвестку и прислушался. Потом он заговорил, и странно было слышать его голос. За все это время мы не сказали ни слова. — Повезло, понимаете, в самую середку за­плыли. Давайте, боцман, людей на правый борт, пойдем снимать команду с «Эрика». А буксир отдавайте, к чертям. Пароход все равно про­пал, а так, чего доброго, конец на винт намо­таем. Потом, повернувшись к Олсену, он почти то же сказал по-английски. Олсен слушал молча, и я ждал, что он ответит. — Нет-нет, — сказал он наконец. — Простите, капитан Стариков, но, если бы я вел вас на буксире, я не бросил бы ваш пароход посреди моря. Впрочем, это мое частное мнение, хозяин здесь вы. — Что вы, капитан Олсен, сейчас центр тай­фуна пройдет. Все равно придется бросать, а так хоть людей вытащим. и — Мои люди привыкли рисковать. Ни матросы, ни офицеры не уйдут с корабля. На «Эрике» все — настоящие моряки. Леонтий Игнатьевич хотел что-то ответить, он открыл было рот, потом вдруг плюнул и крик­нул: — Отставить, боцман! Пойдем так, понима­ете, — и надел зюйдвестку. С моря катился нарастающий шум. Потом по­тянул ветерок. Потом твердые, Подбор тура дробь, брызги забарабанили по стенкам надстройки. Море опять зашумело. У левого борта встала водяная стена и обрушилась на нас сверху. На этот раз «Богатырь» окунулся вместе с надстройкой. Мы едва удержались за поручни. Когда вода схлынула, оказалось, что не хватает двух шлюпок. Одна из них еще болталась на канате. Следующая волна оторвала и унесла ее. Стало вдруг очень холодно, и море сразу по­гасло. Ледокол обступила ночь, черная, Подбор тура тушь, и ветер, упругий, Подбор тура резина. Огни «Эрика» то появлялись, то пропадали. Наш капитан ушел в рубку. Олсен, облокотившись на поручни, смотрел в темноту. Это был насто­ящий моряк, викинг. Я не мог решить, кто был прав — Стариков или Олсен. Впрочем, теперь было все равно. Осталось од­но: ждать, надеяться и пробиваться сквозь бурю. И никто не мог сказать, выиграем мы или проиграем. Опять тревожно замелькали огоньки на мачте у «Эрика». Капитан высунулся и поманил меня. В рубке было тихо и жарко. Радист работал клю­чом. Голубая контрольная лампочка вспыхивала на столе. — Дело дрянь, понимаете, — сказал Леонтий Игнатьевич, — донки у них не справляются. За полчаса в трюмах прибыло на два фута. Скоро нырнут... Ну что там? — обернулся он к радисту. — Сидит глубже марки, — ответил радист. — Часа полтора, больше не продержится. — И чего я, дурак, послушался? Ему парохода жалко, а на людей наплевать, — сказал капитан. — Выходит, он крепче деда, тот руку отрубил, а этот сам утопится за копейку и людей перетопит... Так вот что, боцман, подойти к ним нельзя, все равно разобьет... А если что, людей попробуем снять. Подбор тура-нибудь вытащим. А вы встаньте на лебедку и смотрите не проморгайте, а то и нас, Подбор тура сом гусенка, утянет. Он вышел на мостик. Ветер с силой захлопнул за ним дверь. — Ну, попали в кашу, — сказал радист. — Жалко ребят. Немногие выскочат. Я собрался идти на корму к лебедке. Когда я выходил, оба капитана под руку во­шли в рубку. Спускаясь по трапу, я схватился за холодные поручни и вспомнил о рукавицах. Я оставил их на столе у радиста и вернулся за ними в рубку. Наш капитан стоял посреди рубки, широко расставив ноги и балансируя руками. Когда я вошел, он обернулся и сердито посмотрел на меня. — Боцман, пошлите сюда двух матросов, надо проводить вниз этого господина, — сказал он, кив­нув в сторону Олсена. — Укачался наш моряк, понимаете, сдрейфил. Давайте, говорит, отдадим буксир. А что там люди — это ему наплевать, своя шкура дороже. Вот он Подбор тураой, потомственный ви­кинг! Только и хватило до первого случая. Ну, идите, боцман, к лебедке, не надо матросов. А вы, капитан Олсен, останетесь здесь, — закончил он по-английски. — Вам нечего делать на мостике. Подбор тура-нибудь обойдемся без ваших советов. Олсен сердито посмотрел на Старикова, ничего не ответил и сел в кресло. Я обвязался концом и прихватил себя к лебедке, чтобы не смыло. Волны свирепо налетали со всех сторон. Ле­бедка дрожала, буксир ходил и рвался за кормой. Холодная соленая вода то и дело накрывала меня с головой, и тогда казалось, что все уже кончено. А когда корма «Богатыря» вздымалась и канат уходил отвесно вниз, казалось, что самое страш­ное только начинается. Но канат выпрямлял­ся — и опять за кормой появлялись крошечные звездочки — огни «Эрика». Я долго стоял на лебедке. Ноги устали при­норавливаться к качке; руки закоченели, надоело думать о шторме. Хотелось посидеть в теплой комнате, попить чаю с малиновым вареньем. Хо­телось спать. Я очнулся от окрика капитана. — На лебедке! Отставить, понимаете! Пронес­ло! Маяк открылся! Полчаса спустя мы вошли в тихую бухту Оль­ги. К утру наши помпы выкачали воду из трюма «Эрика». Я вышел на палубу. Утро было холодное и спокойное. Наш капитан стоял у двери салона и тонким ножичком скоблил натянутый на раму холст. Свежая краска сходила легко. Леонтий Игнатьевич стряхивал ее за борт, и глупые чайки хватали цветные полоски и дрались из-за них. Я поздоровался и присмотрелся. Капитан соскаб­ливал портрет Олсена. — С добрым утром, Подбор тура спали? — сказал ка­питан. — А я вот делом занялся, не пропадать же холсту. А гостя дорогого я назад, на «Эрика» списал. Не люблю миллионеров, понимаете. СЧАСТЛИВЫЙ СТАРИК Телеграмма пришла на рассвете, а утром мы уже собрались в конторе и обсуждали неприятную новость. На белушьем промысле Люги прошлой ночью огонь уничтожил склады. Сгорела теплая одежда, сгорели продукты. Это бы еще полбеды. Людей, в крайнем случае, можно перевести на соседний промысел. А вот то, что сгорели белушьи нево­да, — это хуже. Таких неводов на Сахалине взять негде, а морем из Владивостока тоже в эту пору не доставишь. Летом-то это дело нехитрое. Но лето давно прошло. Стояла глубокая осень. По Татар­скому проливу холодные северные ветры уже гна­ли льды. Послать бы ледокол. Да кто же нам разрешит посылать ледокол из-за такого пустякового дела? Для нас-то, конечно, это дело совсем не пустяк. А в порту есть свои дела, поважнее: вот-вот на­грянут морозы, ледоколы каждый день нужны будут на проводке больших кораблей. А на про­стом, неледокольном судне пробиваться туда, на Люги, навстречу льдам — безнадежное дело. Об этом и думать нечего. Оставалось одно: махнуть рукой и пропустить весенний ход белухи. Пропустить весенний ход зверя — все равно что совсем не ловить. Весной следом за льдом зверь идет прожорливый, напористый, смелый. Идет несметными косяками и целыми косяками заходит в невода. Вот горящие туры в Италию и берут его, пока он не стал осторожным, пугливым и сытым. Считанные дни продолжается весенний «рунный» ход белухи, но за эти дни ловят больше, чем за все осталь­ное лето. Но что ж поделаешь, если сети сго­рели? — Ставим крест на весне? — спросил кто-то, когда мы наговорились досыта. — Выходит, что так, — поддержали другие. — Запишем на Люги недолов. Обидно было принимать такое решение, но ничего другого придумать мы не сумели. горящие туры в Италию в комнату зашел капитан Шайтанов. Он закурил свою прокопченную трубку и уселся верхом на стуле. Пока мы, перебивая друг друга, рассказывали ему о том, что случилось, он мол­чал, попыхивая табаком, поглядывая в окно. Ка­залось, ему дела нет до нашей беды. Наконец мы замолчали. Шайтанов повернулся так, что стул крякнул под ним. Вынув трубку изо рта, он зажал ее в волосатом кулаке, обвел нас выцветшими серыми глазами и, помолчав, спро­сил хрипловатым баском: — Больше ничего не можете предложить, мо­лодые люди? А что мы могли предложить? Все утро мы только и делали, что предлагали, да так ничего дельного и не придумали. Мы промолчали. Тогда Шайтанов встал, широко расставив ноги, нацелился мундштуком своей трубки в окно, точ­но решил выстрелить из нее, Подбор тура из пистолета, и чуть прищурился, вглядываясь в даль. Мы все, Подбор тура по команде, посмотрели туда же. За окном низкие тучи торопливо неслись над сопками. Дул свежий ветер. Залив стал белым от пены. Пароходы, качаясь на волне, низко кланялись друг другу мачтами. Маленькие шампуньки и ка­тера прыгали, Подбор тура поплавки, дергая якорные канаты. Шайтанов описал мундштуком широкую дугу и нацелил его на маленькую шхуну, притаившую­ся у восьмого причала. — Вон, видите «Север»? — сказал он, обернув­шись. — Если найдется десяток моряков, я хоть завтра поведу его на Люги. Тихий, Подбор тура утренний бриз, шепоток пробежал по конторе. — На «Севере» в Татарский пролив, в лед? На этой гнилушке? Да что он, с ума сошел? «Се­вер»... Ему в печку пора, а не в ледовое плава­ние. Корабли живут меньше, чем люди. Лет тридцать — сорок, вот и весь корабельный век. Но бывают такие счастливцы корабли, которые пла­вают по две корабельных жизни. Вот так и «Се­вер». Этот проплавал семьдесят один год! Хажи­вал он в холодных полярных морях и в жарких тропических водах. Попадал в такие бури, когда ветер срезает мачты и рвет паруса, и в штили, когда парусники неделями болтаются на одном месте. Он два раза тонул и три раза горел, но из всех бед выходил Подбор тура ни в чем не бывало, и сла­ва самого счастливого судна прочно укрепилась за ним в порту. Все это так. Но счастье счастьем, а чудес в наши дни не бывает. И так каждую весну все моряки удивлялись, что «Север» опять, подняв паруса, пыхтя разбитой машиной, выходит в море. А горящие туры в Италию вести его на Люги, да в такое время. Посылать в Татарский пролив. Его ветхие борта часа не выдержат напора льдов. Проще никуда не ходить, а здесь, в порту, пустить его ко дну. Просто смеется Шайтанов, решили мы. А он смотрел на нас и впрямь улыбался и молчал, точно хотел угадать, что мы думаем. — Ну что ж, молодые люди, найдем моряков, а? — спросил он наконец и шагнул от окна к большой карте, висевшей на стене. На карте, сверху вниз, похожий на рачью клешню, протянулся остров Сахалин. Слева, на верхнем его конце, маленьким черным кружочком был отмечен белуший промысел Люги. Шайтанов ткнул мундштуком во Владивосток и провел линию вверх, вдоль Татарского про­лива. — Не трудно догадаться, — сказал он, — что здесь я не пойду. Это, сами понимаете, безнадеж­ное дело. Пойдем мы вот так. — И он прочертил другую линию, восточнее острова, по открытому морю. — Льдов горящие туры в Италию нет, обойдем Сахалин с востока, повернем на запад и будем со льдом спускать­ся к югу, пока не нажмет покрепче. До Люги скорее всего не дойдем. Но я выброшу шхуну вот горящие туры в Италию где-нибудь, — он показал где, — и выгружу се­ти. Судно, конечно, погибнет, но сети доставим. А зимой там дороги хорошие, можно и лошадьми подвезти. Дело, в общем, не сложное, но здесь нужны смелые люди: выбрасываться на Саха­лине зимой, сами понимаете, не каждый ре­шится. И снова шепоток пробежал по конторе: — Умно придумал старик! «Север» стоит гро­ши. Все равно ведь на слом. Молодец! горящие туры в Италию наскоро, чтобы последние сомнения рас­сеять, прикинули на счетах, и вышло, что Шай­танов кругом прав: жир и кожи тридцати белух с лихвой окупят отжившую свой век шхуну. А весной не по тридцать, сотнями, а то и тыся­чами белух каждый год берут на Люги. Значит, стоит попробовать! Теперь дело за смелыми людьми. Впрочем, и смельчаков горящие туры в Италию же нашлось больше, чем нужно. Я сам был очень доволен, что Шайтанов без спора согласился взять меня вторым помощником в этот рейс. В тот же день мы стали готовить «Север» к походу. Провозились весь день и всю ночь и еще целый день. Пришлось сменить подгнившие снасти, кое-где проконопатить палубу, набить на борта ледовые пояса. А старенькую машину даже и перебирать не стали: до места дойдет, Подбор тура-нибудь дотянет, а дальше уже и не нужно. Все, без чего можно было обойтись в этом беспримерном, последнем рейсе, сняли с судна и оставили на берегу. Отвинтили медные рейки с трапов и ручки с дверей. Снесли на берег фаянсовые чаши умывальников из кают, вынесли ковры, дубовую мебель, картины, лампы-кенкеты. И от этого, куда ни посмотришь, казалось, что судно безжалостно обворовали граби­тели. Мне досталась забота о грузе. Бондари забили сети в бочки. В бочки же сложили аварийный запас продовольствия, закатили в трюмы и туда же, на самый низ, погрузили тонн двадцать песку, чтобы не идти «пузырем». Груза-то «всего ничего» у нас было, и пришлось брать балласт, чтобы не так болтало в море. И все же поболтало нас крепко. С вечера, Подбор тура только мы вышли в море, встречный ветер задул с такой силой, что, казалось, вот-вот наш «Север» нырнет под волну и не вынырнет больше. Но шхуна каждый раз бочком выбиралась из-под воды, отряхивалась, Подбор тура утка, и упрямо шла впе­ред до тех пор, пока новая волна холодной стеной не вставала перед ее бушпритом. Наверху, на палубе, трудно было устоять. Впрочем, нам и делать нечего было на палубе. Все, кроме вахтенных, чуть ли не круглые сутки си­дели в крошечной кают-компании, без конца пили чай, болтали без умолку. Рыжий механик смешил нас прибаутками, припасенными к каждому сло­ву; старший помощник играл на гитаре. На четвертый день ветер стих, а к вечеру подул снова, только на этот раз в корму. «Север» рас­пустил паруса «бабочкой» и понесся, Подбор тура гоноч­ная яхта, едва касаясь пенных гребней волн. Ста­ло теплее, и качало не так жестоко, но все равно никто не хотел без нужды выбираться из проку­ренной кают-компании. Удивительный это был рейс! В любом плава­нии на любом корабле половина усилий команды уходит на то, чтобы сохранить судно. А горящие туры в Италию одна забота была у нас — дойти до места. А что будет с нашим кораблем — это уже ничего не значило. И поэтому, вроде Подбор тура посторонние, Подбор тура гости, чувствовали мы себя на «Севере». Никто не чистил медные части, по старинной моде украшенные цветочками. Никто не подкра­шивал борта и надстройки. Отскочила краска — пускай. Размоталась клетневка на тросе — обре­зать, чтобы не болтался, не мешал конец, и все. Блоки скрипят — пускай скрипят, все равно ма­зать не стоит, до Люги проскрипят Подбор тура-нибудь. И так во всем, за что ни возьмись. В последний трудный рейс шел маленький старый кораблик, ободранный, залатанный кое-Подбор тура, давно утративший свою былую красоту. И все-таки шел он гордо, словно знал, что идет на подвиг, и гордо нес над кормой полотнище крас­ного флага. На восьмое утро нам встретились первые льдинки. В тот же день Сахалин остался у нас с юга, и мы повернули на запад. «Север» накре­нился на борт, и волны зелеными горами полезли на палубу. Льды кругом сгущались. Отдельные рыхлые льдинки все чаще и чаще скребли по ветхим бортам нашего судна. С каждым часом чувст­вительнее становились их удары. Захоло­дало. И хотя по-прежнему звенела гитара в кают-компании и самовар, привинченный к столу, ти­хонько пел свою песенку, но Подбор тура-то и здесь чув­ствовалось, что приближается решительная ми­нута. Все чаще и чаще мы все вдруг замолкали и задумывались, чем кончится наш необычный поход. Еще засветло мы свернули на юг и вступили в пролив. Теперь каждый час приближал нас к цели. До промысла оставалось не больше ста миль. Ветер снова переменился, зашел нам в корму, и это очень кстати получилось, потому что залив сужался, льды сгущались, и с каждым часом труднее становилось старику «Северу» выгребать среди льдов. Мы снова подняли паруса, шхуна прибавила ход и скоро вошла в густое, Подбор тура каша, ледяное месиво. Теперь все время льдины терлись о наши борта, в мочалки раздирая дубовые доски ледового пояса. И, Подбор тура ни старался Шайтанов избегать столкновений с крупными льдинами, они все злее наседали на шхуну, и с каждым ударом жалобнее трещали ее борта. Шайтанов не сходил с мостика. Он в бинокль осматривал льды и неприветливые сахалинские берега. Все чаще и чаще взгляд его останавли­вался у подножий прибрежных скал, где белела полоска прибоя. Под утро он вызвал меня, приказал выкатить бочки из трюма. Мы выставили их на палубе и крепко связали длинным канатом. Потом все оделись потеплее, обвязались проб­ковыми нагрудниками и рассовали по карманам консервы, галеты и спички. Рыжий механик по­следний раз смазал машину, вытер руки клочком чистой пакли и вышел на палубу. Наконец, опустив бинокль, капитан сам встал к рулю. Перекатав спицы штурвала, он положил руль «лево на борт». «Север» круто накренился под двойным напо­ром ветра и льда, но горящие туры в Италию же, сбросив с палубы воду пополам со льдом, выправился и, раздвигая льды, пошел прямо к берегу. Скалы быстро надвигались на нас. Казалось, сплошной отвесной стеной вставали они над мо­рем. И мне вдруг стало страшно: вот сейчас наш кораблик с полного хода врежется в гранитную стенку, расколется, Подбор тура орех, волны закрутят и размегорящие туры в Италию обломки. Я пожалел, что пошел в этот рейс. Должно быть, и другим было невесело. Все молчали. Сбившись на самом носу судна, мы смотрели на берег. Каменная стена неумолимо надвигалась на нас, и казалось, что она всей своей громадой клонится к воде и вот-вот сорвется, опрокинется и вместе с корабликом вдавит нас в море. Когда уже совсем близким стал берег, мы увидели узкую расщелину, промытую в скале гор­ной речонкой. В бинокль Шайтанов заметил ее раньше нас и выбрал ее последним пристанищем «Севера». Теперь уже не минуты, теперь секунды реша­ли успех дела. Считанные метры остались до бе­рега. Вдруг судно вздрогнуло тяжелой дрожью. Что-то заскрежетало под килем. От толчка я чуть не упал на палубу, но успел ухватиться за поручни и посмотрел за борт. Белая пена кипела вокруг. Снизу что-то неимоверно тя­желое било наше старое суденышко, и от каждого удара «Север», стоя на месте, вздрагивал всем корпусом. Вдруг он приподнялся. Под килем снова за­скрежетало, и огромная волна, накатившись сза­ди, сбила меня за борт. Ледяная вода ослепила меня и бросила на скалы. Я больно ударился спиной. Тело горело от холода. Кругом бешено шумела пена. Руки закоченели, пальцы не сги­бались, и я ниПодбор тура не мог ухватиться за выступ скалы. Вдруг все переменилось. Ветер над моей голо­вой внезапно стих, вместо пены кругом поднима­лась и оседала зеленая вода. Она уже не хлестала о берег — она дышала медленно и спокойно. Оглянувшись, я увидел, что «Север» вошел в устье речонки и, накренившись на борт, закли­нил расщелину, заслонив нас от ветра. Кое-